— В сарае. Без тебя не начнем.

Открывая, двинулся к скопившимся у пролома в заборе, нервно курящим солдатикам.

— Товарищи военные, благодарю вас за преданность служебному долгу и блестящую боевую подготовку.

— Служу Советскому союзу! — машинально проорали они.

— Я всех вас запомнил. И я, и товарищ председатель Краснодарского исполкома Сергей Федорович Медунов от имени Родины отблагодарим вас по всей социалистической справедливости. Приглашаю вас всех переехать в Москву с родителями и невестами, если таковые есть. На выбор предлагаю квартиры в Москве — вам «трешки», родителям — «двушки». Район Сокольники. Либо собственные четырехкомнатные дома в совхозе «Потемкинская деревня». Работа найдется и там, и там. Товарищ Медунов от лица администрации края позаботится о ежегодных путевках в лучшие прибрежные санатории — опять же, для вас и ваших семей. Верно говорю, Сергей Федорович?

— Сынки, — Сергей Федорович был менее многословен. — Как фронтовик вам говорю: эти нелюди — хуже фашистов, потому что фашисты — чужие, а эти — враги внутренние, подлые, и Родина вас не забудет!

— Ура! — подсказал капитан.

— Ура! Ура! Ура! — хором проорали солдатики, вернув бодрость духа.

— А пока — вот, — я с улыбкой раздал каждому по горошине, сунул себе в рот последнюю. — Теперь главное — не пердеть!

Ответом мне был жизнерадостный гогот. Все, посттравматический синдром купирован, можно идти общаться с задержанными, которых сгрузили в сарай.

— Дядь Вить, вы у нас за кошелек отвечаете, можете пожалуйста по тысяче жильцам этого, — кивнул на жилище, где какой-то мужик выглядывал из-за занавески. — И остальных домов раздать? Стресс все-таки, стрельба средь бела дня, надо успокоить.

— Сделаю, — пообещал он и пошел раздавать компенсации.

— А не многовато? — спросил товарищ генерал.

— У меня, извините, на книжке семнадцать миллионов рублей лежит, — застенчиво шаркнул я ножкой.

— Сколько⁈ — охренел Медунов.

— Больше полусотни миллионов на инфраструктурные и благотворительные проекты потратил, — продолжил я хвастаться. — Дома строю, парки облагораживаю, ряд совхозов в образцово-показательные обустроенные хозяйства за свой счет превратил. Но прибывают быстрее чем трачу, как ни пытайся. Санаторий вот здоровенный на Дальнем Востоке строим, на море — в сорок с чем-то миллионов обойдется. Восемьдесят процентов моих доходов автоматом на отдельный счет уходит — для простоты называю его «фонд Ткачева», он инфраструктурой и улучшением жизни наших граждан и занимается. Цеховики и взяточники меня еще и по этому бесят — у вас денег, извините, жопой жуй, а они на них брюлики покупают и в бачке унитаза топят. Сделай ты, мразь, хоть что-то полезное. Ненавижу богачей, которые нихрена хорошего для людей не делают, — раздраженно сплюнул на землю.

— А в этой твой «фонд» пожертвовать можно? — подсуетился опытный аппаратчик Медунов.

— Можно, — подтвердил я. — Товарищи из Политбюро так и делают, все отчеты о тратах предоставляются по первому требованию. Очень приятно читать, — улыбнулся.

Правда приятно — вот они, добрые дела, прямо перед глазами и в цифрах.

— Тоже, пожалуй, поучаствую, — решил генерал и открыл дверь сарая.

Сидящие на земле живые бандиты выглядели не очень — один, лысый и бледный, баюкал висящую плетью, перебитую в запястье, перетянутую жгутом и забинтованную правую руку, второй, бородатый и взъерошенный, с упакованными в наручники за спиной руками капал кровякой из сломанного носа, а третий, одетый в запачканную белую рубаху, брюки и очки тихонько подвывал и раскачивался, роняя слезы. У этого тоже руки за спиной.

— Ну что, беспредельщики ё*аные, вас тут кончать или рассказываем все и на «четвертак», лес валить? — предложил товарищ генерал.

— Пошел на*уй! — внезапно прервал вой очкарик и завыл снова, получив в рожу обутой в чешскую лакированную туфлю генеральской ногой.

— Это же неэффективно, товарищ генерал, — расстроился я. — Вы «Молот ведьм» читали? — взял с верстака пассатижи.

— Это про инквизицию? — проявил он интеллигентность.

— Про нее, — подтвердил я. — Много грубого, единовременного урона — это, конечно, устрашает, но асоциальные элементы к такому привыкли. Вот, возьмите, — протянул инструмент.

— Дожил — дети методам военно-полевого допроса учат, — вздохнул он.

— Мне больше термин «экстренное потрошение» нравится, — заметил Андрей Викторович.

— Зловеще! — оценил я.

— Откройте-ка бородатому рот пошире, — велел генерал.

— Вы что, мусора… — начал было возмущаться тот, но один КГБшник схватил его за волосы, а второй нажал кулаками на скулы, заставив открыть рот.

— Золотишко мы конфискуем, — решил генерал и вырвал коронку. — Держи! — передал дяде Пете. — Тебе бы к стоматологу, мил человек, — выдал отеческий совет. — Но уже поздно, придется удалять.

— Вот она, «кровавая гэбня» во всей красе, — когда крики превратились во всхлипы, вздохнул я.

— Ты же сам предложил, — развел руками товарищ генерал и протянул Медунову окровавленный инструмент. — Хотите попробовать, Сергей Федорович?

— Спасибо, но меня военно-полевым методам допросов не учили, — вежливо отказался тот. — Я больше по авиации.

— Еще один вырвать или поговорим? — предложил генерал бандиту.

Тот лихорадочно закивал, всем видом выражая готовность к сотрудничеству. Вот и хорошо, потому что нифига приятного в происходящем нет.

Глава 18

Отсутствие портативных телефонов сильно осложняет житуху — я это в очередной раз понял, когда ассистировал товарищу генералу во время сеанса связи с Москвой посредством установленной в армейском «ЗИЛе» рации:

— 11, 2761, 3532, Мария, Генрих, 151… — бубнила рация.

— «Военное положение вводить запрещаем», — расшифровал я. — «Вносим изменения в план действий согласно новым вводным. Ждите у Погодина».

Генералов адъютант тоже может, но ему надо над таблицами корпеть, а у меня — чудо-голова.

— Нам бы в войну таких дешифровщиков, — отвесил мне комплимент генерал.

— Уверен и покруче были, — отмахнулся я.

Потому что они — сами, а я на халяву. Как только прибыли еще пара «ЗИЛов» с солдатиками — усиление, на всякий случай, боевиков в Геленджике по словам задержанных не осталось, да и эти-то из Сочи приехали — генерал дал отмашку, мы погрузились и отправились обыскивать товарища Погодина.

— Это мы по верхам копнули, Сергей Федорович, — продолжил я прививать товарищу Медунову чистоту понимания. — Только «пищевиков», так сказать. А еще есть… Дядь Вить, вы специалист и полковник, давайте лучше вы.

— Еще есть порнография — с ней столкнулись, — принял он эстафету. — Сюда же добавляем подпольные бордели…

— Ваши? — ухмыльнулся Медунов.

— Наши Родине служат, — одернул его генерал.

Дядя Витя продолжил:

— «Распил» продуктов питания и проституция — это на поверхности. А пониже — настоящая проблема: Партия, взяв курс на ежегодное улучшение уровня жизни населения не забыла и о курортной составляющей — на развитие приморских зон в бюджет заложены чудовищные средства.

— Знаю, — еще бы Медунов был не в курсе — это его прямая зона ответственности. — Возьму под личный контроль.

— Как и все остальное, — посоветовал я. — У нас, конечно, времена сейчас мирные — ядерный щит от беспокойных западных соседей защищает, поэтому рвать жилы и проводить массовые чистки шпионов и агентов влияния…

— Сережа… — кашлянул генерал.

«Агенты влияния» нынче штука секретная, так что одернул по делу.

— Короче — враги у нас, в сытые времена, по большому счету внутренние. И они ничем не гнушаются с целью личного обогащения. Частично ситуация разрешилась экономическими реформами — мы даже пару тысяч «цеховиков» амнистировали, под усиленным внешним контролем честно на кооперативной почве трудиться — но инерцию мышления и банальную человеческую лень недооценивать нельзя. Кооператив — это сложнее, чем извлекать личную выгоду из служебного положения. Государство — огромный, сложный и в целом достаточно инертный механизм, физически неспособный устранить все сгнившие элементы. Здесь нам помогают ужесточения требований к членам Партии, особенно членам правительственных и контролирующих органов. У вас много партбилетов «обнулилось», Семен Федорович?

— Очень, — подтвердил он. — Но кто им виноват, что устав Партии выучить за столько лет не смогли? Особенно много на философии «срезалось» — дожили, заместители Горкомов диалектики не знают!

— Юрий Владимирович — настоящий коммунист, пожертвовавший ради дела многим, — продолжил я. — Он и товарищи из Политюбюро твердо знают, для чего народ делегировал им полноту пролетарской власти — для улучшения жизни граждан. Спрос с рядового пролетария небольшой — точи условные гайки, гони сельхозпродукт, соблюдай социалистические законы, а Партия позаботится об остальном. Зато с должностных лиц спрос у нас нынче по полной программе — тебе народ полномочия и привилегии выделил, значит будь добр его ожиданиям соответствовать, иначе ответишь головой. Личный контроль и личная же заинтересованность в нашей ситуации — неотъемлемая составляющая хорошего руководителя.